До того, как Париж начали называть городом Света, а Эйфелева башня стала неотъемлемой его частью, столица Республики представляла собой, прямо скажем, не слишком веселое зрелище. Наполовину трущобы, наполовину роскошные особняки — и все это запутано в ужасном переплетении улиц и улочек с порою очень непотребными названиями, вроде «улица Волосатой Дырки» или, скажем, «аллея Шлюхи». Взявший бразды правления страной, претерпевший серию революций, Наполеон III, приказал барону Жоржу Эжену Осману, префекту департамента Сены, разобраться с катастрофической ситуацией, за что барон принялся, засучив рукава. Тем, что вы видите сейчас — Париж обязан именно ему, имевшему странную, но логичную слабость к четким прямым линям и широким проспектам. За время своей деятельности с 1853 по 1870 годы, он снес пол-Парижа, отстроил 135 км улиц и бульваров, соединив магистралями юг и север, восток и запад, и установив четкие границы города, которые не изменились до сих пор. Да, Париж, в отличие от остальных столичных городов, не увеличился с тех пор ни на один метр и превратился из «вонючей клоаки», как назвал его Наполеон III, во вполне пригодное для существования место. Но помимо того, чтобы сделать Париж удобным и чистым, Осман преследовал и еще одну цель — облегчить возможность подавления очередной революции: в ключевых точках города расположились казармы, а широкие бульвары, призванные облегчить продвижение кавалерии и артиллерийских расчетов, имели боковые выходы, по которым военные могли обойти любую баррикаду, которую задумали бы возвести в очередной раз чем-то недовольные жители.
